"В гостинице" (посвящаю Станиславу Вершинину).

В гостинице

Гостиница досталась Лиору от отца. Старик строил её одноэтажной рядом с их жилым домом на пятнадцать локтей вглубь двора. Но, так или иначе, блеяние овец со скотного двора временами отчетливо было слышно, особенно в ночи. По другому и быть не могло: они жили в сельской местности.
С того всё и началось.
Сумма налога была в таком размере, что отец Лиора и он сам выплачивали её всю свою сознательную жизнь. И вот теперь, когда остался год до итоговой выплаты, Лиор забеспокоился: а что, если не найдется сумма для выплаты долга? Тогда гостиница будет отнята за долги либо придётся влезать в новый кредит с огромными процентами.
Обо всем этом думал Лиор с самого утра после праздника Ханука. Днем он даже отказался от обеда, на что его жена Милка выказала ему неудовольствие. Но он не особенно её слушал.
Не прошло его настроение и на следующий день, и позже. Спустя два дня он отправился со своим младшим сыном Цви на колодец за водой, и сын прибежал домой с громким плачем, потому что отец надавал ему подзатыльников за то, что тот один раз обронил ведро, наполовину расплескав его. Такое многажды случалось и ранее, но в этот раз подзатыльники случились в судьбе Цви впервые.
По возвращении Лиора все помалкивали, но Милка улучила момент, когда он отправился в хлев задать корм овце, и устроила ему форменный допрос, почто он вздумал обращаться с детьми как какой-нибудь чужак.
Лиор в упор уставился на жену и долго молчал, сначала соображая, что такое происходит, затем он попытался все-таки войти в загон, скрывшись от супруги, но не тут то было. Вопрос Милки снова повторился. Тогда только он понял, что отвертеться не удастся и придётся разобраться, прежде всего, с самим собой.
Лиор не был меланхоликом, ибо суровая крестьянская жизнь не оставляет на это прав. Но он был задушевным человеком, и именно тогда, когда его по-человечески могли выслушать.
-- Милка, у меня нет другой женщины, я верен тебе, -- искренне начал он.
-- Конечно, уж я-то заметила. В этом правда, -- ответила она. -- Так в чём дело?
И он честно признался, что вот уж который день не знает, как придумать, чтобы выбраться из долгосрочного кредита.
Он беспокоился, что Милка обсмеёт его или скажет, что, мол, «ты муж в семье – ты и думай». Сколько раз он слышал такое от односельчан, которые порой делились с ним обстоятельствами их семейной жизни. Но Милка ничего такого не делала. Напротив, она молчала, затем посмотрела в его сторону и затем спросила: «Предусмотрены ли проценты по их долгу?»
Лиор остолбенел: он даже и не подозревал, что Милка так серьёзно отнесётся к его горю. Более того, он не верил в то, что женщина способна к глубокой мысли.
-- Да, предусмотрены. -- И он назвал сумму в шекелях, которую нужно было выплатить. Это означало, что значительную часть прибыли стоило откладывать на налог.
Милка рассмеялась:
-- И столько стоит подзатыльник для Цви? – после этого она подошла к нему, совершенно удивленному, взяла его за руку и в лучах заходящего солнца тихо сказала ему:
-- Не забывай, что нам ещё предстоит женить сыновей. И мы сделаем все, чтобы поднять наших детей на ноги. Мы – всей семьей. Я – с тобой. И я каждый день буду молиться о твоем успехе и чтобы Бог дал возможность нашей семье поскорее выбраться из долга.
После этого разговора у Лиора посветлело на душе.
Милка была на пять лет моложе его. Ей было 16 лет, когда её выдали за него замуж. Она была дочерью одного крестьянина из соседнего селенья, отстоявшего от его дома на расстоянии одного дня пути. Тот крестьянин приходился Лиору родственником, только очень дальним. Их семьи породнились с эпохи семейной реформы, объявленной Ездрой.
После слов Милки Лиор несколько успокоился, но тут через пару дней случилось ещё одно событие, которое совершенно перевернуло жизнь в их доме. К нему стали стучаться разные путники. Они просились на ночлег. Лиор объяснял, что гостиница уже переполнена посетителями, но те готовы были платить и за таковую – ибо начался январь и было весьма прохладно. Затем появились люди, которые готовы были платить вдвое, а то и втрое, только бы где-нибудь устроиться на ночлег. Лиор даже поставил скамейки, так что путники спали и на лавке, и под лавкой. Так продолжалось несколько дней и желающих не убавлялось.
Лиор просил жену молиться об их деле всё усерднее. Он совершенно не понимал, что случилось в обществе, и когда услышал от проходившего солдата термин «population census», то совершенно ничего не понял. Подумал, что это какой-то новый вид паломничества.
Мало того, он даже принял однажды одного чужеземца с Киренаики, который заплатил десятикратную сумму, чтобы ночевать в гостинице в одиночестве.
И вот в одну прекрасную ночь в дом Лиора снова постучали.
Он не хотел открывать. В тот вечер опять прикидывал в уме, сколько денег придётся отдать как налог на имущество, сколько останется на жизнь, да и вообще чем жить… И всюду жуть, и везде голодная смерть смотрит в лицо, и на что поднимать детей, и как содержать семью – все эти вопросы снова стали заносить его сознание, как песок аравийской пустыни заносит селения. Он ворочался с боку на бок, и вместе с ним ворочалась вся семья. «В этот год есть люди, а как потом?» -- и Лиор снова вздыхал и ворочался.
Проснулась Милка. Она пришла из-за перегородки с женской стороны дома и стала вполголоса выговаривать ему:
-- Ты когда-нибудь заснешь? Скоро утро! Дай ты семье поспать!
Но он только вздохнул и промолчал.
Стук со двора повторился ещё и ещё.
Лиор снова вздохнул, потом подошёл к двери и открыл её. Во дворе он увидел мужчину средних лет и на ослике молодую женщину, почти ещё девушку.
-- Что желаете? – спросил он, зевнув.
-- Нам нужна комната в гостинице… -- начал мужчина.
-- Мест нет, -- ответил Лиор.
И это было правда: в тот вечер в его гостиницу набилось столько приезжих, что они спали почти что один на другом. Мало того, нескольких пришедших он поселил в своем доме: мужчин на мужской половине, женщин – на женской. Так что и в доме было яблоку негде упасть.
-- Простите, но моя жена беременна, нам очень нужен кров, -- вежливо сказал неизвестный.
-- Мест нет, -- снова ответил Лиор и закрыл дверь. Он улёгся на постель, укрылся одеялом, надеясь осмыслить ситуацию: что делать, если он не сможет расплатиться с налоговым инспектором за долг. Что, если за долги его вместе с семьёй выселят прямо на улицу…
-- Кто приходил? – спросил над его ухом голос Милки.
-- Так, просили места в гостинице.
Милка выглянула во двор, долго вглядывалась, а потом вернулась в комнату, сняла тапочек с ноги и, как некогда Беер-Шеба, стала лупить им Лиора, а он, как некогда царь Шломо, сын царя Давида, прятался от её ударов.
После того, как утихли его жалобные крики, и она, обессиленная, опустилась у тлеющего очага, он расслышал её речь:
-- Нет места в гостинице… Так пойди хоть в овчарне их размети.
Лиор нехотя поплелся во двор. Незнакомец и женщина на ослике всё так же стояли на улице. Лиор сделал знак, чтобы мужчина следовал за ним во двор дома. Там он в яслях овчарни устроил лежанку, навалив в нее огромную кучу сена. Попробовал сам – до чего тепло! Неудобно, конечно, высохшая трава лезет в ноздри, но в целом это лучше, чем ночевать на улице.
Затем Лиор распростился с парой и отправился в дом. Там он снова ворочался. Мысли его то возвращались к его деловой стороне, то вдруг он размышлял о приезжих. Он так и не заснул и, чтоб не сталкиваться с Милкой, ушел пасти домашних животных на пастбище ещё на рассвете. Вернувшись после заката, он быстро и молчаливо (молитвы не в счёт) поужинал и завалился спать. Всю ночь ему снились толпы народа, детский плач, блеянье скота, женские возгласы.
Под утро он проснулся. Было тихо. «Чего только не приснится, -- думал он. – И чего в жизни не бывает! Вот придёт налоговый инспектор, и начнутся мытарства с деньгами. Чем тогда кормить семью!»
Бетлехем, в котором жил Лиор, знал его как толкового семьянина. Но с нового утра он во мнении знакомых и родственников это звание потерял. Односельчане с улыбкой поглядывали на держателя гостиницы и спрашивали:
-- Как у вас там? Младенец жив?
-- Какой ещё младенец? – отшучивался Лиор. – Цви? Да, жив. Какой же он младенец?
И когда у соседей в третий раз вытянулось от удивления лицо, он отправился к Милке.
-- Что у нас случилось? – спросил он её.
Её лицо светилось от радости.
-- Родился ребёнок. Та женщина, Мариам, которую ты с незнакомцем поселил в яслях, родила ребёнка! Незнакомца зовут Йосеф, а её -- Мариам. Пойди, посмотри на новорождённого мальчика.
Лиор так и сел. Он понял только, что родился ребёнок, а он… он…
Он долго сидел, не понимая, как так случилось, что ребёнок родился в загоне для скота.
«Но ведь я не знал, что она должна родить сегодня. Да, она была беременна, но ведь я не знал!»
Лиор понял, что он не представляет, как дальше сложится его жизнь, но он решил, что поможет молодой семье Йосефа всем, чем сможет.
«Они будут жить у меня бесплатно, пока сами не решат, когда им нужно будет покинуть мой дом. И чем я смогу, тем я им помогу. И в дорогу соберу, одарив как можно обильнее», -- так решил он.
Не прошло и месяца, как Лиор узнал, что новорождённого мальчика нарекли Иегошуаху.

Прошли годы. Лиор был уже немолод. За эти годы он нашёл жен для всех своих сыновей. Милка вскоре стала бабушкой, как и он сам. Как ни странно, но налоговый инспектор в последний год выплат совершенно не придирался к его декларации, что делал ранее. Наоборот, он даже улыбнулся Лиору, который принес всю необходимую сумму. Очень странно, но посетители в гостиницу прибывали постоянно и на следующий, и на последующий год, и позже, и поток их не прекращался… Да, дела шли туго, но кое-какая прибыль была.
А однажды Милка сообщила своему мужу, что некий Иегошуаху воскресил умершего Лазаря, и он, сопоставив сроки и события, понял, что он, простой крестьянин Лиор, имел однажды к этому Человеку некоторое отношение. И Лиор заплакал…

Вадим Михайлов